Российский экономист Михаил Хазин рассказал Новосибирску, что будет с экономикой страны в ближайшее время, чего ждать, о чем уже не стоит мечтать, какие факторы повлияли на нынешнее состояние России.
— 2009 год. Михаил Хазин дает прогноз: кризис продлится еще 5-8 лет. Пока все сбывается. Что дальше?
— В общем, все не очень хорошо. Откуда взялась проблема? Была некая модель развития и все, в общем, понимали, куда нужно бежать, чтобы достичь успеха. Ну, условно, "туда", куда, собственно, и бежала "толпа леммингов". Почему все бежали "туда"? Да потому что всех так учили — в школах бизнеса, в университетах, на курсах MBA и так далее.. И вдруг неожиданно выяснилось, что "туда" больше дороги нет, точнее., "там" нет экономического эффекта, все попытки с 2008 года никакого гарантированного результат не дают. Более того – есть теория, которая говорит, что и не будет ничего. Правда, теория эта разработана в России, поэтому в мире ее не знают. Но проблемы от этого никуда не деваются.
В старой модели развития был такой слой населения, который называется "финансисты", он, в среднем, получал намного больше, чем многие другие люди. Происходило это за счет того, что экономику поддерживали эмиссией денег. Теперь поддерживать эмиссию невозможно, а желания и привычки у этого слоя остались. Как и возможности "доить" всех остальных. И они продолжают это делать — хотя, в общем, понятно, что скоро настанет момент, когда финансистам придется отвечать по многим позициям. В частности, платить по долгам.
Чтобы с них, с "финансистов" (или, как их называют в США, "банкстеров"), рано или поздно не спросили, им необходим форс-мажор, при котором они могли бы не платить. Простейший форс-мажор, который существует в мире – это война. Идеальное место для войны – это Ближний Восток. И они начинают войну. Проблема в том, что настоящая война без сухопутной операции не получится, а потому, начинается операция по втягиванию в войну те страны, которые могут такую операцию организивать.
Начали они с нас, но, похоже, не получилось. Потом они начали втягивать французов, сейчас они снова нас пытаются втянуть – через Турцию. Судя по реакции Путина, он понимает, что это провокация, поэтому втягиваться не нужно. Но есть еще одно обстоятельство. Обстоятельства вынуждают Путина действовать, а он много лет уходил от действий. Грубо говоря, его все время вынуждают сделать один из двух шагов. Один – это привести преемника-либерала и надеяться на то, что он не отправит самого Путина в Гаагский суд через пару лет. Второй – надо, наоборот, убирать либералов и говорить американцам: "Все, хватит!", не только во внешней политике, но и во внутренней.
Кроме того, что "финансистам" нужна война, есть еще одно обстоятельство, которое еще страшнее с точки зрения стабильности в мире. Дело в том, что на протяжении всей истории человечества в качестве главного инструмента социальной стабильности использовались консервативные, традиционные ценности – "правила, которые даны от Бога" и тому подобные вещи. Тех, кто их нарушал, наказывали разными способами – отправляли открывать новые земли, воевать с соседями, в тюрьму сажали. Причем всюду, независимо от того строя, который был в стране.
И так продолжалось довольно долго, пока в 70-е годы прошлого века, когда Запад, фактически, проиграл "соревнование двух систем" СССР, его элиты пришли в состояние ужаса и поняли, что нужно что-то делать. СССР отказался форсировать выигрыш и дал Западу время, которое они использовали вполне эффективно. А именно — они стали стимулировать частный спрос, что позволило запустить следующую технологическую волну и развернуть ситуацию. Но последствия оказались крайне тяжелыми.
Например, средняя заработная палата в США сегодня по покупательной способности находится где-то на уровне 1958 года, то есть домохозяйства тратят много больше, чем получают. Но за эти годы, на этом завышенном спросе, резко вырос так называемый "средний класс". И, с целью продемонстрировать преимущество капитализма перед социализмом, начали строить "общество потребления", то есть изменить модель социальной стабильности, вместо традиционных ценностей консервативной модели выбрать закон.
Фокус тут в том, что средний класс – это единственная группа населения, которая заинтересована в государстве и в законе. Потому что у бедных нет собственности и денег, им закон не нужен, они его использоватьне могут. У богатых, напротив, денег много и свою собственность они могут защищать ее самостоятельно. А вот у среднего класса собственность есть, но самостоятельно защищать он ее не может, потому что денег не настолько много. Поэтому он нуждается в государстве. Так возникла идея, что надо в качестве источника социальной стабильности взять закон. И, соответственно, заставлять всех соблюдать некие правила.
Разумеется, при этом надо было разрушить старую систему, отсюда – гей-парады, однополые браки, разрушение семьи, в том числе за счет ювенальной юстиции. В рамкой либерального развития на Западе это все было, но до 80-х годов это никак нельзя было внедрить массово, потому что это разрушало стабильность общества. А тут средний класс резко вырос и под него стало возможным изменить всю модель социальной стабильности.
Проблема состоит в том, что поскольку модель развития закончилась, в 2014-м году перестали печатать деньги, денег на поддержание среднего класса больше нет. Это значит что? Что он будет беднеть, и появятся "новые" бедные – люди, которые знают все про закон, про права человека и так далее, но при этом у них нет, как у нормальных бедных, ощущения, что защищать свои права бессмысленно – денег же нет. Их же выучили в рамках других денег, и они знают, что суд должен защищать закон, а вовсе не служить богатым. И вот надо это ломать, а ломать очень страшно, потому что это и есть разрушение стабильности.
Возвращать консервативные ценности тоже непонятно, как. Обращаться к церкви в этой ситуации нельзя, потому что современное либеральное государство на протяжении последних десятилетий очень активно с церковью воевало. А в результате что происходит? Социальная стабильность в рамках среднего класса начинает разрушаться, альтернативной нет. А люди, новые бедные, у которых есть ощущение, что у них должны быть квартира, машина и так далее, понимают, что они нищие навсегда, и становятся очень мощным инструментом дестабилизации. Хотя в Западной Европе эти люди никогда на улицы не пойдут, но пассивно поддерживать тех, кто отстаивает справедливость, они готовы уже сейчас. Если бы их было 5 тысяч человек, их всех можно было бы "выловить", но их десятки миллионов. А какие есть механизмы восстановления справедливости? Они бывают трех видов: 1. Националистические – и мы видим разгул национализма в Европе. 2. Религиозные – и вот вам ИГИЛ. 3. Коммунизм.
С национализмом, как и коммунизмом, в Западной Европе отчаянно боролись, поэтому народ от него пока шарахается. Что касается религиозных – ИГИЛ пользуется бешеной поддержкой. Поэтому бороться с ИГИЛом как с оргструктурой можно, потому что понятно, что любого начальника можно убить. А как бороться с сетевой структурой? Это примерно то же самое, что было в Российской империи в конце 19 века – все поддерживали террористов. Потому что считалось, что власть несправедлива, а они борются за справедливость. Таким методом. А другого-то нет. Вот картина, которая сейчас висит над нами Дамокловым мечом.
— А что Россия?
— Раньше мы жили за счет высоких цен на нефть, за счет них мы получили свой кусок от эмиссии доллара. Все, больше этих цен не будет. Они, конечно, могут чуть-чуть подняться, но все равно этих денег не хватит, чтобы поддержать стабильность. Глава Центробанка Эльвира Набиуллина нам говорит, что в 2018 г. начнется восстановление экономики. Врет. Я не вижу ресурсов для этого, пусть она тогда объявит, какой ресурс этому поспособствует. Потому что само точно ничего восстанавливаться не начнет. Вообще при нынешнем механизме экономика не восстановится никогда. До тех пор, пока не произойдет радикальная смена модели развития, что невозможно без радикальной смены кадров в правительстве, экономического роста не будет точно. При каких обстоятельствах он может быть – посмотрим. Обстоятельства вынуждают Путина что-то делать. Как он будет себя вести – покажет время.
